время, вызывало некоторую зависть со стороны ближних родственников. Ведь, несмотря на то, что дед покинул общину, родственные связи остались на месте. И если мы старались посещать покинутую дедом деревню, только по необходимости, то родня приезжала к нам в любое время, и никогда не получала отказа от нашей семьи. Мужчины занимались охотой, женщины скотиной, огородом и повседневными делами, работа находилась всем. Раз или два в году запрягали лошадку, и отвозили добытые и выделанные шкурки зверей в ближайшее большое село, до которого было где-то около шестидесяти верст. Там сдав добычу, меняли ее на муку, соль, кое-какие другие продукты, патроны для ружья, порох, свинец, и одежду. Что интересно, в семье все были грамотны, умели читать, считать, писать. Правда все эти умения ограничивались Часословом, Евангелием и Каноном. С другой стороны работы было предостаточно, и потому убивать время за чтением было просто невместно. Разве что зимой, во время метелей, когда вся семья собиралась в комнате, дед доставал из сундука Часослов, и аккуратно смахнув с него несуществующую пылинку, укладывал книжицу на стол. После чего подзывался кто-то из детей, и начинались чтения. Все остальные усаживались вокруг стола и с удовольствием слушали истории, рассказывающие о житии святых, угодников и прочих ревнителей веры. В остальное время, дел хватало на всех, и потому было, в общем, не до этого. Дед хотя и отказался соблюдать все каноны веры, но все же продолжал следовать ее заветам, хотя и в несколько урезанном виде. Поэтому, молитва все же была обязательна. И хоть не по каждому чиху, но утром перед завтраком, и вечером перед сном, от нее не отказывались.

Беда пришла, откуда не ждали. Отец вернулся из последней поездки в село уже больным. Правда, перед отъездом домой, сельский фельдшер загрузил его порошками, которые, как он успел рассказать, следовало принимать несколько раз в день. Увы, если это, кому-то помогло, то только мне и то далеко не факт. Отца, похоронили на третий день после возвращения, следом за ним ушла из жизни младшая сестренка, а последней мать. Причем, при первых признаках болезни, каждый заболевший переходил жить в баню, которая использовалась в качестве изолятора. Что впрочем, не слишком помогло, а возможно даже и усугубило. Но подобный порядок был принят еще при жизни прадеда, и потому исполнялся неукоснительно. Именно поэтому, я и очнулся там, а не в доме. Я к тому времени, когда умерла мать, находился уже в полубреду, именно поэтому, хоть и смог опустить в могилу последний гроб, но засыпать его сил просто не оставалось.

Когда я очнулся от болезни, самым большим удивлением, помимо пустого дома, и, казалось бы, огромного хозяйства стало отсутствие любой скотинки. То есть, во дворе имелся сарай с сеном, за которым обнаружился загон для скота, у ворот находилась собачья будка, та же телега, говорила о том, что должна присутствовать лошадь, однако ничего этого здесь не имелось. И все это вызывало немалые вопросы. Но, тем не менее, ничего подобного не имелось, а моя память молчала обо всем этом, хотя что-то и говорило о том, что скотины в доме всегда было много. В той же конюшне еще оставаллись ароматы конского пота, в свинарнике царил некоторый беспорядок. Из-за того, что семья была больна с ежедневной уборкой всего этого были некоторые проблемы. Даже в курятнике по гнездам мне удалось разыскать несколько яиц, в то время, как в нем не оказалось ни единой курицы. Все это было несколько странным, но как такое произшло, я не мог вспомнить.

Сейчас, когда память более или менее вернулась ко мне, нужно было решить, что делать дальше. С одной стороны, даже если не заниматься хозяйством, имеющихся в доме запасов должно хватить очень надолго. Но жить отшельником, и заниматься обжираловкой, может кому-то и интересно, но точно не мне. Кстати, судя по вернувшейся ко мне памяти, мне на сегодняшний день исполнилось семнадцать лет. Видимо жизнь, и работа на свежем воздухе закалила это тело, и потому оно мне показалось несколько старше.

Кем я был в прошлой жизни? Обычным городским жителем, большую часть своей жизни, проработав шофером. Учитывая, что основные годы пришлись на СССР, следовательно, пришлось не только крутить баранку, но и заниматься ремонтом грузовика, освоить многие смежные специальности. В то время когда я только получил права, к людям относились благожелательно. И потому устроившись на работу механиком-водителем, человек прекрасно знал, что помимо вождения автомобиля, ему придется заниматься и ремонтом техники, который также будет оплачен. Со временем мное изненилось. Вначале сократили расценки и хотя должность осталась прежней, но зарплата значительно упала. А затем и вообще, в трудовой книжке появилась запись «шофер» но обязанностей по ремонту с тебя никто не снимал. Вот и получалось, что ремонт техники проходил за твой счет. В какой-то степени простой оплачивался, но по самым минимальным тарифам. Вот и выходило, что за то что раньше платили, теперь платил сам шофер.

В 1980 году, меня призвали в армию и после недолгой учебки переправили в Афганистан, все тем же водилой. Здесь пришлось и немного повоевать, и даже поваляться в госпитале с ранением предплечья и ожогами после того, как наш конвой был обстрелян на переходе в Кандагар. Правда, мне повезло, что все это произошло перед самым дембелем. Поэтому вначале меня отправили в госпиталь в Кабуле, а затем переправили в Термез, откуда и демобилизовали после лечения, вручив напоследок медаль «За боевые заслуги».

В чем они выражались, убей не знаю. С другой стороны подобную медаль вручали всем, кто прошел Афганистан, без особых залетов, но и ничего героического не совершил. Вроде, как и был на войне, но зацепил я ее самым краешком, о чем, в общем-то, и не жалею. Гораздо хуже было бы там и остаться. После демобилизации пытался встроиться в мирную жизнь. Хоть война и задела меня самым краем, можно сказать, похлопала по плечу, но там остались друзья, знакомые, сослуживцы, с которыми я провел почти два года своей молодости, и все это давило на меня тяжким грузом. В какой-то момент я сорвался, и влетел по драке за хулиганку. В итоге пришлось «отдать Родине» еще три года, отсидев в колонии общего режима по статье 206 УК УзССР За «Злостное хулиганство», то есть за то, что набил морду одному мужику, который домогался до моей подруги. Как оказалось, парень которому я разбил морду, оказался лейтенантом милиции, и в итоге виноватым оказался именно я, что, впрочем, немудрено в нашей стране, которая больше защищает насильников от тех, кто им противостоит. Особенно, если насильники носят погоны.

Дальше все было как обычно, отсидел, вернулся к мирной жизни, устроился шофёром,